- Маленькая, ты не расстраивайся. Ты вырастешь, и тебя найдет тот, кто будет тебе по сердцу, - папа гладит меня по голове. Я не могла в детстве играть с другими детьми. Они.. были слишком веселые для меня. Они могли смеяться, прыгать. Они не теряли мать в пять лет. Они не ходят всегда в черном. Всякий раз, когда я видела кого-то из них с их собственной матерью, я закатывала истерики, еще не понимая, почему мне хочется плакать. Папа утешал меня, как мог, приходил Тано... но они не могли помочь мне, как бы ни старались. Матери - не было. Именно тогда Тано, утешая меня в очередной раз, назвал меня так, как потом стали звать все. ...Я знаю, что я не смогу летать... В конце концов меня начали сторониться. Я осталась одна. И плакала и из-за этого тоже. Единственное утешение - сказки: звонкие звезды, миры Эа, штрихи деревьев по небу... Но дети все равно отказывались играть со мной. Да, я сама придумывала сказки, и они нравились им - но без сказок со мной никто не хотел разговаривать. ... выбираю себе имя, которым ты назвал меня, ибо оно - знак моей дороги на тысячелетия... имя Элхэ, Полынь. Я писала сказки - для самой себя. С тем, чего, как мне казалось, у меня не будет никогда. С облетающими ветками вишен, домом на краю обрыва и - тем, кто обнимал меня. "Ты похожа на цветущую вишню, Элхэ..." Когда мне надоедают стены, я бегу к ним - тем, кто никогда не предаст: серебряные драконы, которые не боятся ничего; Ахэре, что танцуют в пламени странные танцы вместе с Ллах-айни; Хэлгеайни... Хэлгеайни. Учитель в тот раз отогрел меня, принес на руках - а потом, когда я очнулась, отругал как следует. И про отца там было, у которого, кроме дочери. нет больше никого. И про то, что я совсем дура, раз уж решила покончить с жизнью - ведь все знают, как опасно ходить к Хэлгеайни одному и без теплой одежды... Умолк он лишь тогда, когда увидел, что я улыбаюсь. А потом я написала ту сказку - он угощает меня вином, он закутывает меня в плащ... Я никогда никому не показывала те сказки - это так глупо... но ведь я имею право хотя бы - так? Тем более, он заботится обо мне. И... да, он красив. И глаза у него - действительно две звезды. У других девушек есть братья, есть сестры. Есть друзья. Им нет нужды влюбляться в Тано. И я играла в венки.
Так было, пока я не выросла. Я стала красивой девушкой, мне надоело сидеть взаперти. Я сама удивилась, что нравлюсь столь многим. Я смеялась и пела... Но - я не могла отказаться от своей игры. Я не могла полюбить кого-то, кроме него. Я говорила себе: это глупо, перестань - но я все равно смотрела лишь на Тано. Почему? Я не знала ответа. Гэлрен. Мне было жаль его. Но я не могла ничего дать ему. Игра стала жизнью. Я вплетала в волосы можжевельник - знак ученичества. Наверное, они все думали, что я хочу научиться у Тано слагать песни или чему-то еще - но меня не трогали: тот, кто учится у Тано, неприкосновенен, пока сам не снимет венок, или его не снимет Учитель. Другие из Девяти тоже носили можжевельник. И никто не понимал, что это - еще и знак моего сердца. Я видела - черные пальцы деревьев. И горящий город. Просыпалась с криками по ночам. Может быть, это только сны. Но когда я сказала об этом Оннелэ, оказалось, что ей снится то же. Я стала записывать сны. Писала по ночам, сразу после того, как вскочу с криком, писала при неверном свете луны, на ближайшем листе бумаги - и видение об оковах Тано оказывалось прямо на сказках о Тано...
И та песня. Я просто не выдержала. Потом я несколько дней не выходила на улицу. Курумо. Он, пытавшийся добиться любви Учителя - и горько за это поплатившийся. Знай я, что у нас с ним будет схожая участь, я бы не сказала Учителю тех слов про Морхэллена. но теперь уже поздно. ... Я принимаю твой дар... Вот и все. Можно было и не бояться собственных слов о любви - они точно не сбудутся. А сны уже сбылись, и их не надо бояться. Тот день. Девять уже ушли собирать вещи - а Учитель смотрит на меня. Я боюсь его - такого. Я никогда ничего не боялась - но сейчас... У меня вновь истерика, чего не было с детства. Нет отца. Нет родных. А скоро не будет и Тано. - Я хочу... видеть. - это мой голос? Он смотрит на меня секунду, затем протягивает ладонь. И я вновь вижу горящий город - уже наяву. Как и в моих снах и свитках. - Спасибо.
Но я вижу у этой сказки - два конца. Оковы - или смерть. ..Если тебя можно ранить, то можно и убить... Раз сбывались те мои сны, то и один из этих сбудется. И раз они оба снились мне - Оннеле не видела их - то, значит, я смогу выбрать для этой сказки конец. И я выберу тот, что сулит надежду. Даже если это будет стоить мне жизни. Ведь я могу решить, как жить тому, кого я сама создала?
Сейчас. Прости, Аллуа, - но теперь я знаю свой Дар. Сейчас я пойду и допишу свою сказку. Вашу же, Аллуа, - писать вам самим. А я ухожу. Только вот доплачу еще чуть-чуть.
Да как вам сказать... Вы собрали все штампы из душещипательных фиков по ЧКА (те же глаза, которые как звёзды) и добавили к ним штампы из отзывов на эти фики (все эти истерики и так далее). И дело даже не в том, что это штампы, а в том, что ниэннахнутая девочка(тм) ни за что не назовёт свои излияния закатыванием истерик, для неё это крик души, реакция на несовершенство мира)) Вела так себя каноничная Элхэ или нет, другой вопрос. Ну а последняя фраза вчера сделала мне вечер))
-
-
01.11.2012 в 22:39Я не могла в детстве играть с другими детьми. Они.. были слишком веселые для меня. Они могли смеяться, прыгать. Они не теряли мать в пять лет. Они не ходят всегда в черном.
Всякий раз, когда я видела кого-то из них с их собственной матерью, я закатывала истерики, еще не понимая, почему мне хочется плакать. Папа утешал меня, как мог, приходил Тано... но они не могли помочь мне, как бы ни старались. Матери - не было. Именно тогда Тано, утешая меня в очередной раз, назвал меня так, как потом стали звать все.
...Я знаю, что я не смогу летать...
В конце концов меня начали сторониться. Я осталась одна. И плакала и из-за этого тоже. Единственное утешение - сказки: звонкие звезды, миры Эа, штрихи деревьев по небу...
Но дети все равно отказывались играть со мной. Да, я сама придумывала сказки, и они нравились им - но без сказок со мной никто не хотел разговаривать.
... выбираю себе имя, которым ты назвал меня, ибо оно - знак моей дороги на тысячелетия... имя Элхэ, Полынь.
Я писала сказки - для самой себя. С тем, чего, как мне казалось, у меня не будет никогда. С облетающими ветками вишен, домом на краю обрыва и - тем, кто обнимал меня. "Ты похожа на цветущую вишню, Элхэ..."
Когда мне надоедают стены, я бегу к ним - тем, кто никогда не предаст: серебряные драконы, которые не боятся ничего; Ахэре, что танцуют в пламени странные танцы вместе с Ллах-айни; Хэлгеайни...
Хэлгеайни.
Учитель в тот раз отогрел меня, принес на руках - а потом, когда я очнулась, отругал как следует. И про отца там было, у которого, кроме дочери. нет больше никого. И про то, что я совсем дура, раз уж решила покончить с жизнью - ведь все знают, как опасно ходить к Хэлгеайни одному и без теплой одежды... Умолк он лишь тогда, когда увидел, что я улыбаюсь.
А потом я написала ту сказку - он угощает меня вином, он закутывает меня в плащ... Я никогда никому не показывала те сказки - это так глупо... но ведь я имею право хотя бы - так? Тем более, он заботится обо мне. И... да, он красив. И глаза у него - действительно две звезды.
У других девушек есть братья, есть сестры. Есть друзья. Им нет нужды влюбляться в Тано.
И я играла в венки.
Так было, пока я не выросла. Я стала красивой девушкой, мне надоело сидеть взаперти. Я сама удивилась, что нравлюсь столь многим. Я смеялась и пела...
Но - я не могла отказаться от своей игры. Я не могла полюбить кого-то, кроме него. Я говорила себе: это глупо, перестань - но я все равно смотрела лишь на Тано. Почему? Я не знала ответа.
Гэлрен. Мне было жаль его. Но я не могла ничего дать ему.
Игра стала жизнью.
Я вплетала в волосы можжевельник - знак ученичества. Наверное, они все думали, что я хочу научиться у Тано слагать песни или чему-то еще - но меня не трогали: тот, кто учится у Тано, неприкосновенен, пока сам не снимет венок, или его не снимет Учитель. Другие из Девяти тоже носили можжевельник. И никто не понимал, что это - еще и знак моего сердца.
Я видела - черные пальцы деревьев. И горящий город. Просыпалась с криками по ночам. Может быть, это только сны. Но когда я сказала об этом Оннелэ, оказалось, что ей снится то же.
Я стала записывать сны. Писала по ночам, сразу после того, как вскочу с криком, писала при неверном свете луны, на ближайшем листе бумаги - и видение об оковах Тано оказывалось прямо на сказках о Тано...
И та песня. Я просто не выдержала. Потом я несколько дней не выходила на улицу.
Курумо. Он, пытавшийся добиться любви Учителя - и горько за это поплатившийся. Знай я, что у нас с ним будет схожая участь, я бы не сказала Учителю тех слов про Морхэллена. но теперь уже поздно.
... Я принимаю твой дар...
Вот и все. Можно было и не бояться собственных слов о любви - они точно не сбудутся. А сны уже сбылись, и их не надо бояться.
Тот день. Девять уже ушли собирать вещи - а Учитель смотрит на меня. Я боюсь его - такого. Я никогда ничего не боялась - но сейчас...
У меня вновь истерика, чего не было с детства. Нет отца. Нет родных. А скоро не будет и Тано.
- Я хочу... видеть. - это мой голос?
Он смотрит на меня секунду, затем протягивает ладонь. И я вновь вижу горящий город - уже наяву. Как и в моих снах и свитках.
- Спасибо.
Но я вижу у этой сказки - два конца. Оковы - или смерть.
..Если тебя можно ранить, то можно и убить...
Раз сбывались те мои сны, то и один из этих сбудется. И раз они оба снились мне - Оннеле не видела их - то, значит, я смогу выбрать для этой сказки конец.
И я выберу тот, что сулит надежду. Даже если это будет стоить мне жизни.
Ведь я могу решить, как жить тому, кого я сама создала?
Сейчас. Прости, Аллуа, - но теперь я знаю свой Дар. Сейчас я пойду и допишу свою сказку. Вашу же, Аллуа, - писать вам самим. А я ухожу.
Только вот доплачу еще чуть-чуть.
-
-
02.11.2012 в 15:20-
-
02.11.2012 в 16:07-
-
02.11.2012 в 16:10-
-
02.11.2012 в 18:49Ну а последняя фраза вчера сделала мне вечер))
-
-
03.11.2012 в 00:11Можете дать мне ссылки?